меня выбросило на берег в этом прибрежном городе, лишенном стен.
твердыми и решительными шагами прохожие проходили мимо меня совсем не замечая моих конвульсивных однообразных и призывных движений. в глубине порта завелся пожар и тихое распространение пламени сводило меня с ума. казалось только я вижу его. все остальное разворачивалось в каком то странном параллельном измерении. словно в странном однобоком кошмаре. сходил на берег все новы и новые пассажиры, мерно ступая проплывали мимо тяжелые сухогрузы. мерно и неторопливо кутались в свои тихие тела, обветшалые не смотря на полуденную жару местные жители.
в тот день весь город был взбудоражен. среди белого солнца, сливающегося с небес словно тихий кошмар, звенел зной. но за всей этой трудной паузой кладбищенского средневекового плена я ощущал едва ощутимое но уже очень явное на подступах к центу, человеческое движение. словно гуттаперчевым током эта линия завершалась в моей груди, так что я точно знал куда мне идти и что делать. даже не особо думая об этом.
в глубине сонной и пыльной городской лавки книготорговца я увидел полусгорбленную фигуру своего отца. но он еще не замечал меня. створки двери, едва приоткрытой , отбрасывали на конторку тонкую полоску явного света раскаленного дня улицы.  по бокам комнаты стеллажи были помимо книг уставлены всякой всячиной. то там то тут на полках расположились съеденные солью морские раковины разнообразных трубных форм и расцветок. клубки шерсти, мелкие забытые кем-то предметы, оброненные связки ключей, пестрые дамские ридикюли, узловатые, похожие на высушенных насекомых огрызки фруктов, перламутровые чешуйки рыб.
краски клубившейся в стоке неподвижного воздуха пыли плыли  и переливались всеми цветами, которые накопило здесь время.